Трума Рассказывает: Рав Исроэль Зельман
Главы, рассказывающие о сосудах переносного Храма и одеждах первосвященника, один из классических примеров того, как Тора, попирая правильную (хронологическую) последовательность событий, "ставит лекарство раньше болезни" и описывает собирание пожертвований на Храм перед описанием другого сбора пожертвований - на золотого тельца (хотя, на самом деле, телец был сначала). Великое воодушевление во время святого строительства явилось искуплением похожего воодушевления, охватившего массы при сотворении кумира, и Вс-вышний, по милости Своей, поменял местами эти противоположные порывы: гораздо приятнее, когда более чем досадный эпизод "обложен" со всех сторон главами о самоотверженном труде во имя Создателя, и (ещё один важный плюс) золотой телец, таким образом, отдаляется в тексте Торы от Синайского откровения (хотя в действительности между этими событиями прошло всего сорок дней). То есть, впечатление от самого страшного проступка в истории народа смягчено, ослаблено насколько возможно. Изучая один из наиболее болезненных вопросов, касающийся "сбора пожертвований", имеем прекрасную возможность обдумать этические и психологические аспекты исполнения заповедей вообще.
Первое, что всегда обсуждается в нашей главе, это - демонстративная избыточность формулировки начала. Вместо того, чтобы обратиться к Моше и передать через него евреям (коротко и ясно, как иной раз делается в наши прагматические времена), что, мол, "несите деньги, строим Храм", Творец долго и многословно (три раза повторив в разных конфигурациях само слово "трума" - "приношение"), высказывает великую идею "сбора средств", с непреходящей популярностью которой могут конкурировать разве что идеи "вечного двигателя" или "справедливого общества". Такое впечатление, что Г-сподь столько раз произносит одно и то же, чтобы, смешно сказать, "убаюкать", зазомбировать свои творения, чьё болезненное отношение к благотворительности (даже к настоящей, а - тем более - к "так называемой") общеизвестно и не меняется уже на протяжении тридцати пяти веков. Правильное, классическое объяснение следующее: три упоминания "трумы" говорят о трёх видах поборов - на общественные жертвоприношения, на серебренные подножия для столбов Шатра и на само строительство переносного Храма. Однако, конечно же, кроме этого точного и простого понимания, мудрецы разных времён открывали для нас и другие, более сложные, но не менее точные разъяснения.
Ещё один момент, который издавна вызывает удивление - это тот глагол, который использован в "драматическом призыве" собирать средства: сказано "и возьмут Мне приношение" вместо "и дадут", "ве-икхку" вместо "ве-итну" (снова забавное (конечно, несерьёзное) впечатление: как будто Вс-вышний, в целях успокоения несчастных, которым предстоит раскошелиться, старается даже не произносить слово "дайте", заменив на "возьмите"). Кроме того, Раши, объясняя местоимение ("Мне", которое с большой буквы), пишет, что слово "Мне" следует понимать как "во Имя Моё". Хочется понять, что добавляет тексту это пояснение.
Среди самых многозначительных (и, одновременно, трудно объяснимых) мидрашей, связанных с нашей главой, особенно выделяется, пожалуй, отрывок из 17-ой главы "Тана де-вей Элияу": "В час, когда сказали евреи "сделаем и послушаем" ("наасе ве-нишма"), сразу сказал Святой, благословен Он, "и возьмут мне приношение".
И наконец, ещё одно удивительное место, касающееся данного предмета, это цитата из Мидраш Раба: "И возьмут Мне приношение - это то, что сказано: "Тору заповедал нам Моше, передана общине Яакова", не читай "передана" ("мораша"), а читай "наследие" ("йеруша")". Какое отношение к труме имеет то, что Тора это "наследство общины Яакова" (и почему, кстати, именно "Яакова", а не "Израиля", ведь первое из имён праотца присоединяется к нашему народу, когда говорится не о самом высоком уровне праведности евреев)?
Рассмотрим два замечательных, взаимодополняющих разъяснения этих сложных моментов. В первом объяснении предлагается вспомнить то, что написано в книгах по еврейской этике о разнице между исполняющими заповеди "во имя" ("ли-шма", то есть, без всяких посторонних побудительных причин и соображений) и "не во имя" ("ло ли-шма"). В заповедях у первых хорошо всё - и мысль (махшава) , сопровождающая исполнение заповеди, и само действие (маасе) . Вторые же "могут похвалиться" только действием, а мысль - не только не помогает, но и "портит впечатление" от хорошего поступка. Таким образом объясняется разница между упоминанием "приношения" в начале первого пасука главы и в его конце: "И возьмут Мне труму" - это о тех, кто принесёт даже с какими-то посторонними, задними мыслями. А вот далее - "от всякого человека, чьё сердце пожертвует, возьмут труму Мою", говорится о тех, которые принесут только "в сердце", только "в благом побуждении" (захотят принести - из самых лучших соображений - а не смогут, ибо уже не понадобится, будет собрано достаточно). Тора подтверждает, что даже если такая (от самого чистого истока) принесённая трума не пригодится, Вс-вышний называет её "Моя", и она считается принесённой. Но (вот вопрос) почему же тогда Раши пишет именно после первого упоминания о труме (сделанном без "жертвенности сердца") о принесении "во Имя Вс-вышнего"? Нужно было, вроде бы, написать это о втором, "чистосердечном" (хоть и "неудавшемся в действии" варианте). Тут на помощь приходит (со своими объяснениями знаменитых слов Талмуда из трактата Кидушин) один из величайших хасидских мудрецов - реб Зуша. Почему, спрашивает он, написано в Талмуде, что "мысль добрую" Вс-вышний именно "присоединяет к действию", а не "считает действием"? Оказывается, рассказывает реб Зуша, поскольку Вс-вышний (ещё со времён Синайского Откровения) рассматривает еврейский народ как единое целое, мысль одного еврея может быть присоединена к действию другого (то есть, один делал то, что надо, но думал не о том; а второй - думал очень правильно, только сделать ничего не сумел; если соединить, получается вполне целостная, замечательно исполненная заповедь). Благодаря этому секрету, вся первая строка главы приобретает совершенно иное звучание: "Возьмут мне труму", то есть - даже без правильных и красивых намерений, Раши вставляет - "во Имя Моё", и от кого же будет "позаимствовано" это прекрасное намерение "Во Имя"? Прямо по продолжению пасука - "от всякого человека, чьё сердце пожертвует, возьмут" то, что называется трума Вс-вышнего - возьмут именно те, кому не хватает этой "настроенности сердца на заповедь". Это - то, что первые позаимствуют от вторых. Вторые же позаимствуют от первых заслугу реального принесения пожертвований, и это - продолжение первого абзаца (и третье упоминание о труме): "И вот трума, которую возьмёте у них: золото, серебро и медь:". Так, при обмене несовершенными "приношениями" ("непродуманным" и "неосуществлённым"), то есть, при соединении лучших сторон, только вместе - создаём нечто целое. В продолжение темы - объясняются оба вышеприведённых мидраша. Именно так можно понять знаменитые слова евреев, произнесённые перед Дарованием Торы "сделаем и послушаем": в двух глаголах заключено упомянутое соединение тех, кто "делает", но не всегда может проникнуть, "вслушаться" в содержание, и тех, кто "вслушивается", тонко чувствует, но не всегда успевает делать. И в словах о "наследии", которое передал Моше "общине Яакова" (то есть, людям, не находящимся на самом высоком духовном уровне), говорится, в том числе, и о прекрасных, святых намерениях великого учителя нашего Моше: именно их, по Милосердию Своему, присоединяет Святой, благословен Он, к действиям простых евреев.
По второму объяснению, предлагается пристальнее посмотреть (вместе с другим замечательным хасидским мудрецом - раби Лейви-Ицхоком из Бердичева) на выше приведённую парадоксальную фразу "сделаем и послушаем". Как можно принимать на себя обязанность "делать" что-то ещё до того как "услышал", что именно предлагается делать (ведь в этом же простой и самый известный смысл этих слов: "готовы делать, а потом будем разбираться")? И тут Бердичевер ребе раскрывает смысл одного общеизвестного талмудического утверждения из трактата Йома. Там написано, что "праотец Авраам исполнял всю Тору ещё до того, как она была дана", и на простой вопрос "откуда Авраам знал всю Тору, заповеди которой соблюдал" можно найти несколько ответов. Раби Лейви-Ицхок напоминает о неоднократно приведённом в святых книгах соответствии 248-ми выделяемых Талмудом органов человека (рамах эварим) 248-ми повелениям Вс-вышнего (рамах мицвот асе) и 365-ти жил человеческого тела (шеса гидим) 365-ти запретам (шеса мицвот ло таасе) . Как утверждается в книгах о тайнах Торы, строение человеческой души полностью совпадает со строением тела: в каждом его месте есть своё духовное наполнение. И, оказывается, что тот, кто умеет (обладая определёнными не тривиальными возможностями) постичь, как бы рассмотреть (особенно пристальным взглядом) это духовное наполнение, постигает все повеления и запреты, соответствующие душе, изначально заложенные в ней. Этим "духовным зрением", конечно, обладают единицы: "почувствовать", таким образом, всю систему заповедей "в собственной душе" мог праотец Авраам, могли (пожалуй, единственный раз в истории) евреи, стоявшие у горы Синай (именно об этом эксклюзивном моменте истории сказано в странном, с первого взгляда, отрывке Пасхальной Агады: "если бы Он приблизил нас к горе Синай, но не дал нам Тору, нам бы было достаточно", читай - если бы Он дал нам возможность оставаться на том высочайшем уровне духовного постижения, на котором все заповеди извлекаются из человеческой души, можно было бы обойтись и без практического Дарования Торы). Таковы великие слова "сделаем и послушаем": первый глагол говорит о тех, кому не нужно прослушивать всю Тору в чьём-либо (даже самом замечательном) изложении, чтобы узнать законы и начать их исполнять - слово "сделаем" произносят те, кто в состоянии заглянуть себе в душу и понять всё, что требуется, без дополнительных разъяснений; а второй глагол говорит об обычных временах, когда всё начинается с длительного "прослушивания инструкции". Причём, всё это, находясь у Синая (и не нуждаясь ни в каких дополнительных пояснениях) евреи сказали в одной фразе, смысл которой получается крайне неожиданным. Не смотря на то, что сделаем, всё равно послушаем. Не смотря на то, что можем обойтись (сегодня) без приказов Вс-вышнего, всё равно выслушаем всё именно от Него, всё равно будем именно от Него принимать Тору: как бы глубоко праведник не постигал всё самостоятельно, принимать (и исполнять) следует так, как будто Тора дана по приказу Великого Царя (до конца же ведь невозможно постичь Б-жественную Мудрость, даже если умеешь "всматриваться в душу" и будешь делать это всю жизнь). И тут мы возвращаемся к первому пасуку главы: и возьмут Мне труму, Раши вставляет - "Во Имя Моё", то есть - как бы глубоко ни постигали праведники в собственной душе необходимость строительства Храма и сбора денег, пусть дают только "Во Имя Вс-вышнего", как будто просто и скромно "прослушали" Его приказ, а не додумались "делать" сами, что, собственно, и написано далее: "от всякого, чьё сердце пожертвует" (так сказать, сердце подскажет), "возьмут" - всё равно - "труму Мою", приношение Моё, говорит Вс-вышний, то есть, воспримут грядущий почин исключительно как исполнение приказа свыше, а не как собственное добровольное деяние (несмотря ни на какое собственное "чтение в сердцах", где итак написано, что нужно деньги собирать и Храм строить).
Два объяснения первых слов главы, два взгляда Сатмарского Ребе, р. Йоэля Тейтельбойма на "намерения сердца". Под общим названием "Высокая религиозная сознательность - плюсы и минусы".