Вайейшев Рассказывает: Рав Исроэль Зельман
Первое слово главы (оно же - название) не просто начинает историю о Йосефе и его братьях. В этом слове, как выясняется, одно из объяснений всего дальнейшего. "И поселился (точнее сказать - "осел") Яаков в земле Кнаан". Основополагающее объяснение этому "осёдлому образу жизни" праотца выдаёт Раши (близко к тексту воспроизводя то, что написано в Мидраш Раба): не достаточно праведникам покоя в лучшем мире, и они ищут покоя в мире этом? Тут же набросилось на него (то есть, на Яакова) мучение с Йосефом (рогзо шель Йосеф - буквально "гнев, ярость из-за Йосефа"). Очевидный, главный вопрос - что плохого в желании праотца пожить и послужить Вс-вышнему, наконец, спокойно - нуждается в серьёзных разъяснениях. Тем более что касается он одной из основных глобальных проблем еврейского (и не только еврейского) мировоззрения - особенностей пребывания "лучших людей" в этом "не лучшем мире". Рассмотрим несколько версий из книги Сатмарского Ребе "Диврей Йоэль". Объяснение первое. В одном из трудов великого сефардского мудреца раби Хаима-Йосефа-Давида Азулая (сокращённо Хидо) объясняется отрывок из первой главы талмудического трактата "Брохойс", где рассказывается о странной радости царя Давида, узнавшего, что Вс-вышний "установит против него зло из его же собственного дома". Сначала Давид очень опечалился (вдруг, мол, его будет преследовать какой-нибудь незаконнорожденный ребёнок или раб). А потом, когда узнал, что против него восстанет вполне законный сын Авшалом, успокоился и даже обрадовался (что прямо следует из псалма). Хидо, раскрывая смысл этого места, пишет, что существует два основных варианта Б-жественных наказаний. Первый, когда Творец посылает человеку "направленную", соответствующую кару за проступок, чтобы наказать за грех и "ублажить в итоге" (леэтиво ба-ахарито). Второй, когда судьба человека изначально неблагоприятна (мазоло ра), и Вс-вышний, ранее защищавший данного индивидуума от "плохих астрологических воздействий", просто "убирает щит", оставляя человека "наедине с судьбой". В первом случае, благодаря идеально точно рассчитанному и направленному удару, совершённый проступок получает искупление. Во втором же случае, о каком-либо "адресном наказании" говорить не приходится, человек, вследствие проступка, отдаётся во власть естественному, "природному" течению событий (без всяких специализированных поблажек свыше), а искупление греха откладывается на "жизнь после жизни". Понимая преимущества первого варианта, царь Давид поначалу очень опасался второго: вдруг наказанием будет вполне логичный "естественный" бунт какого-нибудь озлобленного, обделённого существа (отсюда в тексте Талмуда появляются незаконнорожденный ребёнок или раб). Однако, когда выяснилось, что предстоящая неприятность - это абсолютно не естественное восстание против родного отца, которое затеял красивый, успешный, всеми любимый Авшалом (то есть, речь идёт о "направленном", искупительном наказании), царь Давид успокоился и даже пропел Вс-вышнему (по этому поводу) новую "Хвалебную песнь". Сама по себе эта идея великого мудреца Скрытой Торы, мягко говоря, заслуживает пристального внимания: получается, что чем более неорганичны, нелогичны наши неприятности, тем лучше (нас бьют, но не бросают). Возвращаясь к нашей главе, рав Йоэль цитирует ещё один отрывок Талмуда (трактат Мегила, лист 16). Праотец Яаков оплакивал мнимую гибель Йосефа 22 года - ровно столько, сколько, находясь на затянувшейся работе у тестя в Харане, не мог исполнять заповедь "уважения к родителям". Более того, из слов Яакова, сказанных тестю во время прощальной ссоры ("вот мне - то есть, на мою голову - двадцать лет в твоём доме"), следует, что наш праотец осознавал те большие проблемы, с которыми ему предстоит столкнуться из-за своей "задержки". Этот своеобразный "долговой документ", который Яакову неминуемо предстояло оплачивать - тема "исходного" объяснения Раши. Если бы Йосеф, не дай Б-г, был действительно "разорван диким зверем" или убит разбойниками, можно было бы подумать, что случившееся - результат выше упомянутой "отстранённости" Создателя (то есть, оплачивать "долговой документ" придётся, включившись поневоле в нормальную, "природную" жизнь, со всеми вытекающими из неё бесконтрольными событиями). Однако, как оказалось в итоге (и, кстати, Яаков догадывался об этом с самого начала, что следует из соответствующего разговора с сыновьями в главе "Микец"), драматическая, абсолютно противоестественная, очень трудно объяснимая история с продажей родного брата в Египет стала "оплатой". Яаков "поселился в земле Кнаан", искал успокоения после долгих, мучительных лет у тестя Лавана, то есть - хотел наиболее безболезненно устранить последствия этих лет, "погасить задолженность". И тут (в качестве искомого лучшего варианта "расплаты") "набросилось на него мучение с Йосефом" - именно в том виде, в котором оно произошло, именно в качестве "направленного, искупительного наказания. Объяснение второе - привлекает к рассуждению о первых словах главы великие хасидские книги. Раби Леви-Йицхок из Бердичева, в книге "Кдушас Лейви" раскрывает смысл обсуждаемых слов Раши следующим образом. Яаков стремился к покою (и достигал его) всегда, даже в тех случаях, когда любой обычный человек в ужасе. Ибо одно из важнейших качеств по-настоящему праведного человека - принимать всё, что ни пошлёт ему Творец, спокойно и радостно. Вот такое сильное утверждение, в свете которого продолжение комментария Раши про "мучения с Йосефом" выглядит ещё непонятней, чем до высоко морального выступления Ребе из Бердичева. Ребе из Сатмара развивает заданную тему, и пишет, что у такого вроде бы идеального способа служения Вс-вышнему имеются небольшие недостатки. Любой, даже мельчайший проступок нуждается в искуплении. Чтобы это искупление было возможно, человек должен, как минимум, ощущать те неудобства (неприятности, страдания), которые в качестве наказания посылает ему Творец. Если же при ударах любой силы и болезненности тот, кому посылаются невзгоды, остаётся абсолютно "спокойным и радостным", то его проступки (конечно, несравненно менее серьёзные, чем у нас, но всё-таки) просто невозможно "очистить" при жизни, что и неприятно, и неправильно. Кроме того, если все проблемы (не в зависимости от их уровня сложности и опасности) будут восприниматься святым человеком без всякого беспокойства и отрицательных эмоций, праведники просто не будут ни о чём просить Вс-вышнего, не будут молиться за прекращение или, хотя бы, локализацию разных бедствий (для них-то ведь - что бы ни происходило, "всё Вс-вышний делает к лучшему"!). Тут рав Йоэль цитирует ещё одну знаменитую хасидскую книгу - "Нойам Элимелех", где про истинных праведников рассказывается нечто совсем необыкновенное и непонятное. Они, оказывается, вообще ничего не желают. А что? Создатель даёт человеку ровно столько, сколько нужно! Всё остальное - заведомо лишнее, даже вредное! Тогда, спрашивает автор после этого обезоруживающего утверждения, почему всё-таки они, праведники, иногда нет-нет да и почувствуют "недостаток чего-либо"? Происходит это, бесспорно, странное явление потому, что, как далее подробно разъясняет автор, в несовершенном мире множество простых, далёких от святости людей, которые постоянно чего-то просят у Б-га. Однако, их молитва (в силу многих печальных, но объективных факторов) не в состоянии "подняться" к Творцу. Тогда-то и подстраивается ситуация, в которой праведник начинает вдруг ощущать противоестественную нехватку чего-либо, начинает это у Б-га выпрашивать (после очередного долгого перерыва), и, буквально зацепившись за "могучую молитву профессионала", к Создателю "восходят" (заодно с ней) и все "кустарные мольбы" прочих простых евреев. Обрисованный механизм вносит ясность в трактовку Ребе из Бердичева: теперь понятно, зачем Яакова, собиравшегося (по своему обыкновению) погрузиться в полный покой и радость, так сильно "растревожила" история с Йосефом. Объяснение третье. Сразу после обсуждаемого сообщения о том, что Яаков "поселился", Тора вроде бы объявляет: "вот порождения Яакова", а упоминает из всех "порождений" только Йосефа. Причём, Раши указывает, что слова "вот порождения" следует воспринимать в историческом масштабе: "Вот порождения Яакова, поселения их (йишувейэм), перипетии их (гилгулейэм) до того, как пришли к постоянному поселению". Раби Авраам бен Эзра высказывается не менее глобально: "Вот события, что произошли с ним, и случаи, что пришли к нему. А слово "толдот" (порождения) следует понимать по аналогии с выражением "что рождает день" (то есть, в смысле "рождающихся событий"). Получается, что вся эта грандиозная, всеохватная фраза имеет в виду, прежде всего, Йосефа; что все "перипетии" и "события" истории действительно рождавшегося тогда народа зависели от одиннадцатого сына Яакова. Далее рав Йоэль напоминает о той главной заслуге, о том, мягко говоря, "проверочном мероприятии", благодаря которому мы всё-таки удостоились Дарования Торы и попали, в конце концов, в землю, "текущую молоком и мёдом". Решалось всё в "железном горниле Египта": если бы народ не выдержал испытания соблазнами тамошней очень привлекательной цивилизации и сладострастно растворился в толпах египтян, не было бы, во-первых, крайне обременительного угнетения, а во-вторых, всех последующих великих событий. В книге "Йисмах Мойше" замечательно просто и логично объясняется фраза, сказанная Йосефом в первом "откровенном" разговоре с братьями в главе "Ваигаш". Йосеф разъясняет, что в Египет его послал Б-г раньше братьев, чтобы "дать им жизнь во имя великого спасения" (леахайот- ли-флета гдола) . Слова эти означают, что именно в заслугу Йосефа, который устоял в Египте в испытании с женой своего хозяина, не поддался соблазну, все дальнейшие поколения "египетских евреев" тоже удержались от "сползания в трясину тамошних изощрённых удовольствий". А ведь именно то, что евреи в египетском изгнании были "отделены от разврата" (гдурим бе-арайот) - главнейшая причина (или, опять же, заслуга), из-за которой, собственно, и состоялся "Народ Торы". Во втором пасуке главы объясняется, о чём говорится в первом: "Яаков поселился в земле" (первая фраза главы), то есть - хотел покоя (потому что очень тревожился о грядущей судьбе своих "порождений" - вторая фраза главы). Парадоксальным, совершенно неожиданным успокоением для праотца стало "рогзо шель Йосеф" - мучительная история с продажей Йосефа в рабство, ибо именно в одиннадцатом сыне Яакова "отразилась", как в капле воды, и "приготовилась к запуску" вся история стойкости, несокрушимости "порождений", со всеми её "событиями и перипетиями". Три объяснения, три взгляда раскрывают смысл первых слов главы: один показывает значение этих слов для личной судьбы нашего праотца; другой - для судьбы его поколения; третий для судеб его потомков. И не нужно спрашивать, "о чём Яаков думал в действительности". Лучше посетуем все вместе на то, что так мало знаем - из того необозримого многоцветия смыслов, которое скрыто в каждой букве Великой Книги.