Шмойс Рассказывает: Рав Исроэль Зельман
Ни понять, что такое изгнание, ни, тем более, избавиться от него невозможно без всестороннего осмысления, без представления (хотя бы начального) о всех его страшных сторонах. Вторая Книга Торы планомерно описывает величайшие вехи в истории народа - изгнание, исход, Синайское Откровение, строительство переносного Храма - и начинается с самого трудного и опасного этапа превращения семьи из семидесяти человек в огромный народ. И если учесть, что создавался этот народ в совершенно непригодных для этого обстоятельствах, изучение изгнания вообще и египетского изгнания в частности становится изучением самих истоков народа. Одна из важнейших (и воистину неисчерпаемых) тем связана с тремя этапами порабощения (как уже говорилось, в трёх местах мидраша находим три разных даты начала египетского рабства: когда не стало Яакова, потом - когда не стало Йосефа, и, наконец, когда умер последний из родоначальников колен израилевых, то есть, когда "к отцам приобщился" Леви). Добавляя к приведённым неделю назад разъяснениям новые детали, продвигаемся в изучении всеобъемлющего вопроса. Многие полагают, что египетское рабство было напрямую связано с непрекращающимся насилием со стороны "гостеприимных хозяев". Всё - от всеобщего (среднеарифметического) отношения к этому вопросу, бытующего среди евреев, до страшных картинок в изданиях пасхальной агады (надсмотрщики с палками, занесёнными для удара, и - группа наших соплеменников, собранных, похоже, не для работы, а исключительно для битья) подтверждают эту идею. Действительно, даже не стоит распространяться на эту тему - то, что в Египте нам досталось гораздо более чем "как следует" - это неоспоримый факт. Однако, есть и другие факты. Присмотримся повнимательнее к общеизвестному описанию древне-коммунистического субботника, устроенного некими загадочными египетскими политическими технологами. Как известно, кирпич (бревно) повесили на шею (положили на плечо) самому фараону, благодаря живейшему участию "солнцеликого", воодушевлённые евреи сделали "три нормы за день", фараон долго прославлял поразительную еврейскую работоспособность, сердечно благодарил за ударный труд, "молодцы, умеете, когда захотите, теперь будете так работать каждый день", единственное, что не освещается широко - почему евреи побежали вкалывать вместе с фараоном? Это что же - просто такой "необъяснимый взрыв энтузиазма"? Стихийный коллективный порыв строить экономику новой Родины? Оказывается, подобные нездоровые страсти ещё не водились среди представителей молодого, психически устойчивого народа. "Солнцеликий" предложил деньги. То, что завершилось убийствами еврейских детей, началось с высоких, элитных зарплат их прапрадедушек (отсюда - ещё один смысл трёх этапов порабощения: после ухода Яакова - состоялось плановое (после потери такого великого и праведного руководителя) понижение духовного уровня, осиротевшие евреи были уже потенциально готовы поработать на злодеев за деньги; после ухода Йосефа - началась эта самая - пока что выгодная и приятная - работа за зарплату; и, наконец, после смерти Леви зарплата исчезла (наверное, не сразу - сначала просто задерживали, знаете, как бывает-), а появились - вместо вожделенной мзды - непосильные нагрузки и откровенные издевательства). Именно эта важнейшая подробность позволяет пролить свет на одну из главных загадок египетского рабства: в мидраше (опять же - общеизвестном) утверждается, что колено упомянутого Леви (то есть, колено будущих священников) полностью избежало порабощения. Почему фараон не заставил их работать? В связи с вышеизложенным, выходит, что семья Леви была той единственной и неповторимой частью нашего народа, которая отказалась от предложенных денег (как написано в том же мидраше, желая поберечь себя для службы в Храме, левиты единогласно решили воздержаться от эпохального строительства). "Мы не умеем делать кирпичи", - сказали они, объяснив это, видимо, тем, что, мол, мы - жрецы, и не жреческое это дело - в глине копаться. Всё это происходило в самом начале порабощения, и что интересно, фараон понял и отстал (видно на собственном опыте убедился, что представители высшей касты для обычной человеческой трудовой деятельности действительно не годятся). То есть, по началу вся эта ужасная, тяжелейшая работа была делом исключительно добровольным и даже очень прибыльным, и местное руководство (здесь ему трудно отказать в определенной жестокой логике) давило и уничтожало только тех, кто изначально по собственному желанию отправился совершать не бесплатный трудовой подвиг. Дальнейшее изучение изгнания приводит к развитию заявленной темы развращения обособленной и очень праведной семьи по мере превращения её в народ. В книге знаменитого раввина из семьи Гурвич "Шней Лухот а-Брит" ("Две скрижали завета") даётся своеобразный перевод фразы из пасхальной агады "Ва-йореу отану а-мицрим". Вместо обычного (и, кстати, не совсем точного) "и делали плохо нам египтяне" в этой великой книге переведено "и делали плохими нас египтяне". Одной из первых и главных задач национальной политики Египта (и, пожалуй, любого государства) было стирание слишком резких границ между разными группами народонаселения: любая диаспора, живущая излишне обособленно, излишне строго придерживающаяся каких-то своеобразных законов и правил поведения, обычно несёт в себе политическую и экономическую опасность. В то время как приведение всех народностей к единому идеологическому (самое лучшее - к единому религиозному) знаменателю снижает межнациональное напряжение, способствует миру и покою в стране. Проект приобщения евреев к идолопоклонству - одна из любопытнейших сторон (и характеристик) изгнания. Другой великий мудрец, рабейну Шломо Эфраим в своём объяснении "Кли Якар" трактует весь первый отрывок главы (о порабощении) именно в этом смысле: "авода каша" (тяжёлая работа) понимается как служба идолам (так можно перевести, авода - это ещё и служение). И ведь всё, к огромному сожалению, получилось: до последнего дня перед Исходом, до самого принесения первой в истории пасхальной жертвы наши предки продолжали поклоняться египетским божествам. Но тогда спрашивается - почему же всё-таки план интеграции евреев в чуждую среду целых двести лет не воплощался в реальность (если уж удалось их втянуть в египетскую религию)? С одной стороны, изгнание показало, что у нас имеется некий запасной механизм самосохранения, способ самоидентификации, не связанный напрямую с религией. Мидраш перечисляет четыре заслуги, благодаря которым наши предки всё-таки сохранились в Египте и выбрались из него: "евреи не изменили имена, не изменили свой язык, не предавали друг друга и остерегались разврата". Если приглядеться - поразительный же набор: родные имена и язык плюс высоко моральное поведение - и никаких религиозных атрибутов; остатки родных культурных ценностей, усвоенных от Яакова, причём - только в виде внешних форм (названий и способов выражения) плюс пресловутые общечеловеческие ценности. И как же долго этот вроде бы хлипкий тандем отделял от всего остального мира (ведь перед одними и теми же истуканами поклоны били - но как же по-разному!) Однако, с другой стороны, несмотря на столь сильный иммунитет обособленности, на облагороженных воспоминаниях о культуре не возможно "держаться" вечно: очень важно не забыть, что Исход - тогда, когда он произошёл, - нельзя было задерживать ни на один день. Запас прочности (не подкреплённый отдельным, отличающимся мировоззрением), хоть и долго "действует", но всё-таки когда-нибудь иссякает. Если бы не спешный Исход, наши предки уже безвозвратно погрязли бы в окружающей "нечистоте" - вместе со всеми родимыми именами, грассирующими песенками, селёдочными головами- со всеми до боли знакомыми и непоколебимо любимыми штрихами к портрету народа Торы.